Интервью Валерия Залужного изданию the Economist

Главнокомандующий ВСУ Валерий Залужный дал интервью изданию the Economist 3 декабря 2022 года. Это личный взгляд Залужного на войну в Украине.

Валерий Залужный: Для нас, для военных, война началась в 2014 году. Лично для меня в июле 2014 года. И я понятия не имел, что такое война на самом деле в 2014 году.

Я прочел много книг, окончил все академии с золотой медалью, теоретически все понимал, но не понимал, что такое война на самом деле. Но за восемь лет войны, до 2022 года, и я, и мне подобные все прекрасно поняли.

Все, что мы сделали, когда началась широкомасштабная агрессия, — это внедрили не только наши знания, которые у нас уже были в 2014 году, но и навыки и опыт, которые мы приобрели с тех пор. И самый главный опыт, который у нас был и тот, который мы исповедовали почти как религию, заключается в том, что русских и любых других врагов надо убивать, просто убивать, а главное, не бояться это делать. И это то, что мы делаем.

Все, что произошло 24 февраля, было увеличением масштаба. До этого у нас был фронт 403 км и 232 опорных пункта. А к 24 февраля этот фронт вырос до 2500 км. У нас были относительно небольшие силы, но мы вступили в бой. Естественно, мы понимали, что недостаточно сильны. Наша задача состояла в том, чтобы распределить наши силы таким образом, чтобы использовать нетрадиционную тактику, чтобы остановить натиск.

The Economist: Что отличает вас как полководца?

Валерий Залужный: В Советской Армии приветствовалось и внедрялось одно понятие: командир всегда прав. Но быть командиром и быть лидером — не одно и то же. При всем уважении к господину Суровикину, если посмотреть на него, то он рядовой петровский полководец петровских времен, скажем так, держиморда.

Смотришь на него и понимаешь, что либо ты выполняешь задание, либо тебе пиздец. И мы давно поняли, что это не работает. И мы особенно осознали это в 2014 году, когда 21-летние лейтенанты стали командовать мужчинами в возрасте от 50 до 60 лет. Конечно, у нас были свои держиморды, которые пытались поддерживать порядок кулаками и бицепсами, но в украинской армии это не работает на 100%… Всегда можно быть нормальным. Быть нормальным — значит оставаться человеком в любой ситуации — это самое главное. Остаться человеком, стать лидером. Быть умнее, быть сильнее, быть талантливее и при этом пытаться управлять людьми. Это религия, которую я исповедую.

The Economist: Значит ли это, что вы прислушиваетесь к своим офицерам и поощряете их инициативу?

Валерий Залужный: Я доверяю своим генералам. С начала войны я уволил десять из них, потому что им было не до этого. Еще один застрелился. Я доверяю Сырскому [генералу Александру Сырскому, командующему сухопутными войсками Украины]. Если он мне говорит, что ему нужна еще одна бригада, значит, ему действительно нужна еще одна бригада. Я, конечно, не думаю, что я самый умный здесь. Я должен и должен слушать тех, кто находится в поле. Потому что инициатива есть.

The Economist: Кто для вас является военным образцом для подражания?

Валерий Залужный: Поверните голову налево. Там находится портрет покойного Геннадия Петровича Воробьева [командующий Сухопутными войсками Украины с 2009 по 2014 год]. Это был человек, пользующийся огромным уважением в армии. Зачем он здесь? Когда я спокоен, когда дела идут хорошо, эта фотография обычно лежит лицом вниз, мне не нужно на нее смотреть. Когда я в чем-то сомневаюсь, я говорю это прямо.
Я оборачиваюсь и смотрю на него, пытаясь сообразить, как поступил бы в этой ситуации Геннадий Воробьев. Это человек, который добился успеха. Это человек, которому пришлось нелегко, потому что он всем помогал. Каждому. Он знал всех в Вооруженных Силах, их жен, детей, племянников и так далее. Ему было тяжело, но он взял это тяжелое бремя и понес его. Это пример для меня.

The Economist: Сейчас фотография лежит лицом вверх.

Валерий Залужный: Да. У меня есть много сомнений.

The Economist: Каких?

Валерий Залужный: Проведя ряд мы операций поняли, что главное не бояться этого врага. С этим можно бороться, с этим нужно бороться сегодня, здесь и сейчас. И ни в коем случае нельзя откладывать это на завтра, потому что будут проблемы. Для этого вам понадобятся ресурсы. Как и русские, когда мы что-то планируем, у нас должны быть ресурсы для этого. Тогда, если ваша позиция верна и вы принимаете правильные решения, вы можете ожидать правильного результата.

Русские давно собирали свои ресурсы. По моим подсчетам, они создавали их три с половиной или четыре года.

Интенсивно наращивались: люди, техника, боеприпасы. Я думаю, что у них было ресурсов на три месяца, чтобы достичь своих целей. Тот факт, что они исчерпали эти ресурсы и растратили свой потенциал, не добившись практически никакого результата, свидетельствует о том, что их позиция была выбрана неправильно. Теперь им снова приходится думать о том, как выйти из этой ситуации.

Они хотели взять Киев. В военном отношении это было правильное решение — самый простой способ достичь своей цели. Я бы сделал то же самое. Я хорошо знаю Герасимова [Начштаба вооруженных сил России] (не лично, конечно). Для него не было выхода. Он сосредоточился на Донбассе, чтобы сохранить оставшиеся ресурсы. На сегодняшний день ситуация на Донбассе непростая. Но стратегически это безвыходная ситуация для российской армии.

Так что, скорее всего, они ищут способы прекратить боевые действия и получить паузу любыми способами: обстреливая мирных жителей, оставляя наших жен и детей замерзать насмерть. Им это нужно для одной простой цели: им нужно время, чтобы собрать ресурсы и создать новый потенциал, чтобы они могли продолжать войну, достичь своих целей.

Но они параллельно работают над другой задачей, делают все возможное, чтобы не дать нам перегруппироваться и нанести по ним удар. Вот почему вы видите бои вдоль 1500-километровой линии фронта. Где-то более интенсивно, где-то менее интенсивно, но они сковывают наши войска, чтобы не дать нам перегруппироваться. То, что они сейчас упорно борются, это, конечно, очень плохо. Но это не решение стратегической проблемы. Это просто изматывает вооруженные силы Украины.

Поэтому, как и во время второй мировой войны, я не сомневаюсь, скорее всего, где-то за Уралом готовят новые ресурсы. Готовятся на 100%.

Боеприпасы готовятся, не очень хорошая штука, но все же. Это будут уже не те ресурсы, которые могли бы быть за два года перемирия. Этого не будет. Это будет плохо, а боевой потенциал будет очень и очень низким, даже если Герасимов наберет в армию еще миллион человек, чтобы забрасывать нас трупами, как это сделал Жуков. Это не принесет желаемый результат в любом случае.

Так что следующая задача, которая у нас есть, это, прежде всего, удержать этот рубеж и больше не терять позиций. Это очень важно. Потому что я знаю, что освободить его в десять-пятнадцать раз труднее, чем не сдать. Так что наша задача сейчас — удержаться. Наша задача очень четко отслеживать с помощью наших партнеров, что там происходит, где они готовятся. Это наша стратегическая задача.

Наша вторая стратегическая задача – подготовиться к войне, которая может произойти в феврале. Чтобы иметь возможность вести войну свежими силами и резервами. Наши войска сейчас все завязаны в боях, они истекают кровью. Они истекают кровью и скрепляются исключительно мужеством, героизмом и умением их командиров держать ситуацию под контролем.

Вторая, очень важная для нас стратегическая задача — создать резервы и подготовиться к войне, которая может состояться в феврале, в лучшем случае в марте, в худшем — в конце января. Наступление может начаться не с Донбасса, а в сторону Киева, со стороны Белоруссии, не исключаю и южного направления.

Мы сделали все расчеты — сколько нам нужно танков, артиллерии и так далее, и тому подобное. Это то, на чем сейчас всем нужно сосредоточиться. Да простят меня солдаты в окопах, сейчас важнее сосредоточиться на накоплении ресурсов для более затяжных и тяжелых боев, которые могут начаться в следующем году. Я поговорю об этом с Милли [Марк Милли, председатель объединенных штабов армии США].

Я скажу ему, сколько это стоит. Если мы не получим вооружений, конечно, будем бороться до конца. Но, как сказал один из киногероев, «за последствия я не ручаюсь». Последствия предвидеть нетрудно. Это то, что мы должны сделать.

Есть и третья, очень важная для нас задача, третья стратегическая задача, которая, к сожалению, связана и с первой (удержание рубежей и позиций), и со второй (накопление ресурсов). Это ПРО и ПВО. По моему личному мнению, я не специалист по энергетике, но мне кажется, что мы на грани. Мы балансируем на тонкой грани. И если электросистема будет разрушена… вот тогда солдатские жены и дети начнут замерзать. И такой сценарий возможен. В каком настроении будут наши бойцы, представляете? Без воды, света и тепла можно ли говорить о подготовке резервов для продолжения боевых действий?

The Economist: Вам нужно провести очередную волну мобилизации?

Валерий Залужный: Мы уже проводим ее. У нас достаточно людей, и я ясно вижу, что у меня есть. Мне достаточно. Мне не нужны сотни тысяч.

Нам нужны танки, нам нужны БТРы, БМП. И нам нужны боеприпасы. Обратите внимание, я сейчас не говорю о F-16.

The Economist: Приспособились ли российские войска к HIMARS?

Валерий Залужный: Да. Они ушли на расстояние, недостижимое для HIMARS. А у нас нет ничего дальнобойного.

The Economist: Мы можем поговорить о противовоздушной обороне?

Валерий Залужный: Сейчас у нас коэффициент 0,76. Русские используют этот коэффициент эффективности 0,76, когда планируют свои атаки. Это означает, что вместо 76 ракет они запускают 100. А 24 проходят и достигают цели. А что две ракеты делают с электростанцией? Cоздать электростанцию за два года не получится. Ее нужно построить.

Специалисты НАТО знают все, абсолютно все, до мельчайших деталей. Расчеты сделаны и слава богу все сдвинулось с мертвой точки. У нас уже есть несколько NASAMS [норвежско-американские системы ПВО]. Не достаточно, но все же. IRIS-T [немецкая система ПВО] уже используется. Не достаточно, но есть. Их просто нужно больше. Нам нужны десятки таких.

The Economist: Ваши союзники как-то сдерживают вас от наступления на Крым?

Валерий Залужный: Я не могу ответить на вопрос, сдерживают они нас или нет. Я просто констатирую факты. Чтобы добраться до границ Крыма, на сегодняшний день нам нужно преодолеть расстояние 84 км до Мелитополя. Нам, кстати, этого достаточно, потому что Мелитополь дал бы нам полный огневой контроль сухопутного коридора, потому что из Мелитополя мы уже можем вести огонь по Крымскому перешейку, теми же HIMARS и так далее. Почему я говорю это вам? Потому что это ведет к моему предыдущему замечанию о ресурсах. Я могу рассчитать исходя из поставленной задачи, какой ресурс нужен для наращивания боеспособности.

Мы говорим о масштабах Первой мировой войны… это то, что сказал мне Энтони Радакин [Начальник штаба обороны Великобритании]. Когда я сказал ему, что британская армия выпустила миллион снарядов в Первую мировую войну, мне ответили: «Мы потеряем Европу. Нам не на что будет жить, если вы пустите столько снарядов». Когда говорят: «Вы получаете 50 000 снарядов», люди, считающие деньги, падают в обморок. Самая большая проблема в том, что их на самом деле нет.

С такими ресурсами я не могу проводить новые большие операции, хотя мы сейчас работаем над одной. Он на подходе, но вы его еще не видите. Мы используем гораздо меньше снарядов.

Я знаю, что могу победить этого врага. Но мне нужны ресурсы. Мне нужно 300 танков, 600-700 БМП, 500 гаубиц. Тогда, думаю, вполне реально выйти на рубежи 23 февраля. Но я не могу сделать это с двумя бригадами. Я получаю то, что получаю, но меньше, чем мне нужно. Еще не время обращаться к украинским солдатам так, как Маннергейм обращался к финским солдатам. Мы можем и должны захватить намного больше территории.

The Economist: Что вы думаете о мобилизации в России?

Валерий Залужный: Русская мобилизация сработала. Неправда, что их проблемы настолько ужасны, что эти люди не будут сражаться. Они будут. Царь велел им идти на войну, и они идут на войну. Я изучал историю двух чеченских войн — там было то же самое. Они могут быть не так хорошо оснащены, но все равно представляют для нас проблему. По нашим оценкам, у них есть резерв в 1,2–1,5 млн человек… Русские готовят около 200 000 свежих солдат. Я не сомневаюсь, что у них будет еще одна попытка наступления на Киев.

Источник